Графиня Козель. Часть вторая, глава XV
Во время занятия австрийцами Дрездена знаменитый принц де Линь, бывший тогда полковником драгун, нарочно ездил в Штольпен, чтобы представиться графине. Она его приняла и в первое же свидание с ним рассказала, что, изучив все главные религии, она нашла большие преимущества в гебраизме и исповедует еврейскую веру в единого Бога. Она говорила также принцу, что не скучает в Штольпене и остается здесь, потому что ее никто в свете не знает, а знакомиться ей поздно, потому что жить остается не много. Ей тогда было уже восемьдесят два года, но она была еще так бодра, что после писала де Линю письмо, которое, впрочем, едва можно было разобрать, а понять и совсем невозможно: оно было полно мистических сопоставлений и магических формул.
Из других источников известно, что знаменитому в то время ориенталисту, суперинтенданту Боденшатцу, графиня поручила перевести себе с еврейского языка книгу и послала ему за эту работу двадцать талеров при письме, которое подписала: «Borromeus Lobgesang». Окончив заказанную ему переводную работу, Боденшатц получил еще шесть дукатов в награду. Потом она заказывала ему также переводы разных религиозных еврейских трактатов и платила по луидору за каждый параграф. Боденшатц очень хотел знать, для кого он работает, но узнал только, что его письма и посылки, которые он адресовал в Дрезден, забирал какой-то посланец по имени Шмидефельд, он же привозил и отправлял ему и ответы; больше же он ничего не допытался. Но наконец этот неизвестный корреспондент и заказчик сам пригласил Боденшатца в Дрезден, предложив притом заплатить все его путевые издержки. Боденшатц приехал, и кого же он нашел в Дрездене? Его встретила очень странная особа в полном облачении ветхозаветного первосвященника. Боденшатц был поражен этой оригинальностью, но тотчас узнал в этой приехавшей для свидания с ним особе женщину. Это была Ко́зель. Они свиделись и долго беседовали, и после того еще неоднократно съезжались для совещаний по интересовавшему их предмету.
Графиня всегда принимала ученого дружески и жадно слушала его толкования Талмуда и других писаний еврейских ученых раввинов.
Ко́зель даже хлопотала через тогдашнего президента консистории графа Ганцендорфа, чтобы Боденшатца назначили пробстом в Штольпен, но это не состоялось, потому что Боденшатц был отозван князем Байентцем. Впрочем, Боденшатц и сам едва ли пожелал бы близкого сообщества графини, так как ему не нравились ее слишком резкие выпады против христианства.
Наконец 2 апреля 1765 года графиня Ко́зель скончалась, на восемьдесят пятом году от рождения; смерть ее была весьма тиха и покойна. 5 апреля ее смертные останки были самым скромным образом погребены в замковом костеле, но над могилой ее не сделали ни памятника, ни надписи.
Она оставила после себя троих детей, признанных королем. Граф Фридрих Август Ко́зель родился в 1712 году и был генералом кавалерии, шефом гвардии и владетелем замка, который носил имя Ко́зель. Фридрих Август Ко́зель был женат на девице Гальцендорф и скончался в 1770 году, оставив одного сына, который умер бездетным. Из дочерей графини Анны старшая — Августа Констанция — была выдана замуж за графа Фризена и принесла ему за собой в приданое Кенигсбрук; она умерла в 1737 году. Младшая же, Фредерика, родившаяся в 1709 году, вышла за подскарбия Фредерика Христиана Мошинского, который умер в 1737 году, а она пережила его почти на целое полустолетие и во время могущества Брюля играла очень видную роль в Саксонии. Ее богатый дом под названием «палаца Мошинских» снесен очень недавно. Он стоил целых бочек золота.
***
Такова судьба описанной здесь женщины и ее блистательного потомства.
Не думаем, что мы должны уверять наших читателей, что история графини Ко́зель есть не вымысел, а история истинная.
Она несомненна и записана у многих современников той эпохи: Гакстгаузена, Пёльпитца, Лоена и других. Автор воспользовался только богатым материалом, оставленным современниками. Он представил здесь одну сторону царствования, которое отозвалось на Польше крайне пагубно. Саксонский двор испортил польские нравы. Под развращающим влиянием Августа явились такие семейства, как Белинские, Денгоф и Поцей, где женщины пользовались постыдными ласками короля, продавая ему себя за те или другие выгоды. Чудовищная, почти безумная роскошь Августа познакомила Польшу с такими потребностями, о каких не было и помину при доброй старопольской простоте, и что всего хуже, — раз войдя в нравы, эта расточительность уже не исчезала в стране, как исчезла оттуда саксонская династия. С тех пор крупные, характерные черты уступают место пронырливому мелкодушию интриганов; любовь к родине ослабевает, и начинают замечаться политическое торгашество и измена; роскошь вызывает повсеместную зависть; желание каждого тянуться за другими рождает такую сговорчивость совести о которой, вероятно, и не думали старопольские деды. Блеск и великолепие двора поражали слабые умы и увлекали их к разорительной переимчивости. И с тех пор пошел неслыханный прежде в польском обществе соблазн, к которому теперь все присмотрелись до того, что не обращают на него внимания, как будто это обыкновенное явление, которое так и должно быть… И все это шло так мягко, при такой веселой и блестящей обстановке… Но тем-то и хуже, что это шло при такой обстановке. Саксонцы обыкновенно любят приписывать свое разорение при Августе II расходам его на польскую корону и войнам, которые он должен был вести для того, чтобы сберечь ее; но едва ли это справедливо. Самого беглого просмотра бюджета того времени достаточно, чтобы убедиться, что никогда эта корона и поднимавшиеся из-за нее войны, подкупные сеймы и прочее не стоили Августу II столько, сколько пошло на безумные забавы его и его любовниц.
***
Замок в Штольпене еще стоит, но уже представляет ныне одни величественные руины. Впрочем, башня, где столько лет жила Ко́зель, довольно хорошо сохранилась, и в ней показывают комнаты графини и ее садик, но могила ее никому не известна.
