Ноябрьская ночь. Сцена десятая
ДРАМАТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ
ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ В ВАРШАВЕ 29 НОЯБРЯ 1830 ГОДА.
ТЕАТР СТАНИСЛАВА АВГУСТА
В Лазенках, в парке, есть театр —
театр его величества:
помост на острове, и сцена на помосте,
вокруг — скамьи, куда садятся гости.
И там, среди камней стоят
поэты, чей бессмертный гений
прославил сцену, и глядят,
что совершается на сцене.
Осенний вихрь гудит все злей,
и светит месяц, бел, печален,
сквозь сеть ажурную ветвей
на груды мраморных развалин.
В полночный час явились те,
что смерть нашли в огне сражений,
на сцене сели на ступени
и ожидают.
Генерал Жандр.
О Боже, мне пора,
пора мне в мир иной.
Я, славянин, ваш брат,
и шел на вас войной:
цепями подлости был связан...
Из жизни я ушел греша,
но очищается душа —
за прошлое я тяжело наказан!
Меня десница Божия вела,
Дай руку, брат, не помни зла!
Станислав Потоцкий.
Прочь! прочь! я содрогнулся весь...
Ты враг мой там, ты враг мой здесь,
и разные у нас с тобою боги.
Как руку дам тебе?
Жандр.
Чело пылает, ты в тревоге.
Ты от меча погиб в борьбе?
Потоцкий.
Меня убили братья,
мой сын мне слал проклятья,
и осудил меня мой Бог:
Ему я в битве не помог.
Смирить я жаждал бой.
Я не хотел убийств на улицах Варшавы,
но, точно утлый меч, как панцирь ржавый,
сам сломан был судьбой.
Заговорило сердце...
Но поздно. — Братья, сыновья,
о как от вас далеко я!
Уж зову вечности я внемлю,
мой стон, как эхо, как напев,
блуждает в парке меж дерев;
ах, скоро я покину землю,
отправлюсь в дальние края,
где луг, цветущий вечно;
но все душа тоскует,
и сердце болью налито,которой
я не сумел избыть, пока был жив.
Жандр.
Велик, велик твой пыл,
а у меня на сердце холод.
Мой сын... Ах, он так молод!
Жив он иль опочил?
Его разит ли длань Господня?
Уйдем ли вместе с ним мы в ночь?
Быть может, он сегодня,
обняв меня, отгонит прочь
и страхи и тревоги...
Мой сын... Страшусь за участь сына!
Потоцкий.
Какие же за мною вины?
Нет памяти... смешались мысли...
Мы, духи, притекли на зов,
мы ждем веления богов.
Хор павших.
Мы все над бездною повисли.
Потоцкий.
Гляжу, как мир уходит вдаль,
и все, что было, забываю:
ошибки, страхи и печаль.
Покой неведомый вкушаю.
Но в чем же, в чем вина моя?
Схватились за мечи отцы и сыновья,
безумием объяты,
и друг на друга шли войной.
Зачем хотел я быть судьей
для тех, кто вольность защищает свято?
Быть может, нет вины тяжеле,
чем над другими суд свершать?
Жандр (в толпе павших увидел сына, обнимает его).
О сын мой, узнаю тебя!
Со мной ты снова... был достоин
ты лавров, как бесстрашный воин.
Но Смерть сразила, погубя.
И пробил час... и ты отмечен.
И горько все в твоей судьбе.
Ну кто заплачет о тебе,
о том, что был врагом иссечен?
Заплакал бы и царь о том,
что ты средь ляхов пал мятежных,
поник, как колос, под серпом.
Так вихрь срывает с яблонь белоснежных
и юных за цветком цветок,
ты сорван был, как нежный лепесток.
Дай обниму... с тобой пойдем мы ныне,
с тобой мы вступим первыми в тот рай...
Что ждет нас? Бездна... дикий край,
огнем палимые пустыни.
В скитаньи мы должны идти...
О, где покой нам обрести?..
Жандр-сын.
Отец, как жжет слеза чужая!
Одна упала на чело,
я побледнел, изнемогая,
и бремя страха на сердце легло.
Пойми, отец, ведь люди мной убиты,
убийство мне поставит Бог в вину.
Жандр.
Но убивал ты для защиты!..
Жандр-сын.
Зачем они сражаться стали?
Ведь их корабль идет ко дну!
Наверно, жар таят в груди...
Проклятья слали мне те люди —
и мне и моему мечу.
Я с их проклятьем шел в сраженье,
я под серпом, как колос, лег.
Уж так судил мне, видно, Бог.
Пойдем, отец, в святые дали,
к пределам благостной страны,
там друг пред другом все равны,
избудем там свои печали.
Ровесниками будем там,
приникнем к радужным цветам.
Покинем этот край унылый,
очитим душу от вины!
Забаве райской, жизни милой
мы будем Богом преданы,
когда пройдем все испытанья ада.
Отец, мне больно...
Жандр.
Что с тобою, чадо?
Жандр-сын.
Я не любил, пока был жив,
но мог бы быть в любви счастлив!..
Иные мной пренебрегали,
и ненавистен был я им,
теперь я, как они, гоним,
иду в незнаемые дали.
Да, спесью был я одержим,
теперь, отец, я горько каюсь
и только об одном стараюсь:
у них прощенья заслужить.
Жандр.
Мой сын, терзаться перестань,
усни, мой сын, в венце лавровом,
венок протянет Бога длань.
Ты первым пал в бою суровом.
Жандр-сын.
Так жажду света я, отец!
Мечтаю о лазурном небе...
Придет ли этой тьме конец?
Кто может отвратить наш жребий?
Какие могут божества
прорвать свинцовые туманы,
чтоб нам сверкнула синева,
и лег пред нами путь желанный?
Жандр.
Бог проклял нас.
Не спрашивай, что я содеял,
я много зла посеял,
тебя ко злу толкал не раз,
пятная сердце молодое.
Умчат нас вихри прочь,
уйдем в глухую ночь...
Дыханье чуешь ледяное?
Жандр-сын.
Что вихрь холодный, что мороз!
Отец, страшусь я братних слез.
В груди у братьев рана
сквозит,
она томит,
огнем палит, терзает непрестанно.
Глянь, братья слезы проливают...
Колени преклонили... на слезах.
Потоцкий.
И ангел отвращает лик,
и солнце прячет алый блик...
Когда предвестников сверкнут литые крылья?
Томит нас мрак, гнетет бессилье...
Паллада(входит).
Кто здесь тоскует?
Хор павших.
Мы.
Паллада.
Но кто же вы?
Хор павших.
Мы — скованные львы.
Паллада.
Но кто сковал вас?
Хор павших.
Мука.
Паллада.
Кто съединил вас?
Хор павших.
Смерть.
Паллада.
Вы пали в первый день...
А ты кто?
Жандр.
Труп.
Паллада.
А ты?
Потоцкий.
Тоскующая тень.
Паллада.
Мы всех сразим, в дыму задушим,
пред тем как зори вновь блеснут.
И души новые примчатся к старым душам.
Туда взгляните — через пруд.
Стоит над гладью черной
дворец просторный.
Там спит Арей в цепях любви.
Он скоро встанет, мощный, властный,
утопит все в крови.
Жандр.
Не потрясай копьем напрасно.
Узнай, что Зевс смеется над тобой,
угаснет пыл твой боевой
чрез краткое мгновенье.
Паллада.
Что?
Жандр.
Был уж здесь посол.
Принес он кадуцей, принес веленье:
очистить мир от смут, от зол,
разлить покой над этим краем.
Ты, мощный дух, не знал о том,
что мы покоя только ждем,
что мы в ладью вступаем.
Ночь вечная открылась впереди,
Уходим за святые реки.
Паллада.
Кто этот юноша?
Жандр.
Тсс. — Не буди.
Мой сын. — Покой ему смежает веки.
Содеял я немало зла,
и сына смерть взяла.
Теперь одним лишь я утешен,
что как бы ни был многогрешен,
но сына вновь прижал к груди.
Паллада.
Кто там идет?
Хор павших.
Вот вестник Зевса.
Гермес (входит).
Эй, души павших, прочь с дороги!
Паллада.
Бери же их и уводи
за вечные пороги.
Дано им первым было пасть...
И вот рука их безоружна.
Веди! Твоя над ними власть.
Гермес.
Тебе уйти отсюда должно —
веленье есть, чтоб ты ушла.
Паллада.
Ты чьими говоришь устами?
Гермес.
В народы ты вдохнула пламя.
Столица сожжена дотла.
Добычу получил Арей.
Богиня, уходи скорей!
Паллада.
Арей не брал военной дани,
пойдет он снова в бой.
Гермес.
Нет у него иных желаний,
Как славой тешиться былой.
Паллада.
Я просто хитрость совершила,
взяла его на время в плен.
Гермес.
Не выйдет он из этих стен.
Паллада.
Лишь хитрость!!!
Гермес.
Ты всегда хитрила.
Сзывай же духов. Ты уйдешь.
Конец твоей, Афина, власти.
Паллада.
Грозишь мне, дерзкий, шлешь напасти?
Гермес.
«Палладу словом уничтожь».
Так повелел мне твой родитель.
Вновь в олимпийскую обитель
подвластных духов собирай
и запирай.
Паллада.
Что ж людям оставлять?
Гермес.
Пустую славу.
Пускай сражаются одни.
А ты с копьем державным мчись,
с эгидой устремляйся ввысь
и духов прочь гони!
Паллада.
Там сотни духов возопили,
пылают тысячи огней.
Уж начат труд кровавый!
Лишу ль своих любимцев Славы?!
Гермес.
Твой долг исполнен.
Я наклоняю кадуцей.
Наклоняет жезл со змеей.
Паллада (склоняет голову).
Сын Майи, узнаю тебя.
Гермес.
В полет!
Паллада (призывает).
Вы, Зевсовы орлы, несущие грома,
страну покиньте эту —
царит здесь тьма,
летите вверх, к Гимету,
лазурен там небес простор.
Вы, девы Зевса, сестры огнеликие,
запретынам даны великие —
сам Зевс над нами длань простер.
Вы, девы быстролетные,
ревнительницы Славы,
вы ринулись на бой кровавый
и алатри зажгли бессчетные.
Но Зевс нам положил границы:
«Оставьте труд ваш», — рек,
ко мне скорей, ко мне, орлицы,
стремите бег!
Хор павших (смотрит на дворец).
Вот шевельнулся сонм крылатый,
все клонят слух, впивают речь...
но не хотят сюда притечь,
какой-то робостью объяты.
Паллада (обращаясь в сторону дворца).
Покиньте запылавший дом!
Скорей, могучие богини!
Мы здесь победы не найдем.
Скорей ко мне сквозь сумрак синий!
Скорей, пока не грянул гром!
Хор богинь (прилетая от дворца).
Ты нас зовешь, Паллада?
Паллада.
Зову. Нам прислан страшный знак:
сплетенье змей. Наш гнев иссяк —
вернуться надо.
Хор богинь.
Кто нам велит?
Паллада.
Наш Зевс, наш бог.
Хор богинь.
Забыть о битве ярой?
Паллада.
Вернутся.
Хор богинь.
Но Арей бы мог
Преодолеть все чары!
Паллада.
Победа ваша — лживый сон.
Хор богинь.
Арей был нами одарен,
твоей закован волей.
Паллада.
Теперь цветами он увит,
сыт Славой и триумфом сыт
и рад беспечной доле.
Его пробудит злой рассвет.
На страже вы стояли, хмуры,
меж тем сплетали сеть амуры...
Но минет сонный бред.
Тогда узнает об измене,
услышит арфы стон осенний —
и задрожит Арей...
Хор богинь (в тревоге).
Эй, сестры... В путь скорей!
Нет сил уже... в полет!
рассвет грядет.
Паллада.
По ветру крыльями ударив,
в полет!.. Вам виден отблеск зарев?
Хор богинь.
Мгла встала от земли,
смолк вихрь холодный,
листы дрожат на глади водной.
В отдалении появляется Харонова ладья, медленно плывущая.
Хор богинь.
Кто там плывет вдали?
Паллада.
Ладья идет по влажной грани.
Хор богинь (узнавая).
И старец у весла,
взор блещет, борода бела,
скользит над бездною в тумане.
Паллада.
Он близок, смертных мук исход...
ладья к ним бег свой устремила,
бессмертная...
Хор павших.
На нас, Харон, держи кормило,
иди чрез бездну вод.
Ты нас освободишь от боли.
О смилуйся и пожалей,
так тяжек гнет земных цепей!
Потоцкий.
Все, что отверг я в смертной доле,
кичливой гордостью кичась
и гневом яростным ярясь,
теперь все это сердце гложет.
Велик я был, но мал.
Вот час настал,
срок прожит.
Печален, сир,
иду я в дальний мир.
Хор павших.
Чу, сетует наш брат...
Как жалобен души напев!
Чу, брату вторит шум дерев,
они над ним скорбят.
Он мал был сердцем и велик
гордыней и теперь со всеми
плывет, как листьев золотое племя.
Потоцкий.
Ты дал, о Боже, мне богатства:
именья и деревни,
мой род воинственный и древний
вознес высоко.
Но не привил мне милосердья:
той матери я не был сыном,
чьи дети, как и я, бредут,
свершив свой путь, окончив труд,
текут во мрак — к иным долинам.
О Боже, ты затмил мой взор,
и я не стал стремиться к счастью...
Не вышел в битву с чуждой властью,
не славу взял — позор.
Им кровь моя пятнает руки:
но сам я виноват, что пал, —
я братьям биться запрещал.
Неотвратимы наши муки,
определен событий бег,
не сдержишь слез, не сдавишь стона,
я ухожу в ладье Харона
во мрак подземных рек.
О жалкий, глупый человек...
Уж память никнет, потухая.
О Боже, луч еще пошли,
пошли мне жалобный напев,
услышать дай мне шум дерев...
Чу! Тишина глухая...
Кто там плывет в седой дали?
Кто ухом ловит дальний плеск?
То братья ли? Кто эти души?..
Глядят, как в волнах тает блеск.
Харонова ладья появляется ближе, подплывая.
Хор павших.
Ладья к нам бег свой устремила,
на нас, Харон, держи кормило,
скользя над бездною прозрачной.
Ты нам несешь освобожденье.
О смилуйся, о пожалей,
так тяжек гнет земных цепей!
Потоцкий(вглядывается в руины на сцене).
Моя ль разрушена отчизна?
Позором мой ли дом покрыт?
Дворец в развалинах лежит?
Увы, мне не избыть проклятья,
меня навек отторгли братья!
И вот встаю
я в смертную ладью.
Простите мне деянья,
в отчаянье мой дух,
в смятенье ловит слух
ветвей стенанья —
последний их привет.
Лег полосой неровной
в руинах лунный свет.
Ах, грудь бескровна.
Харонова ладья подплывает к сцене театра.
Хор павших.
Ладья к нам бег свой устремила,
освобожденья час грядет.
Сюда, Харон, веди кормило,
о смилуйся, о пожалей,
полна обмана жизнь людей!
Гермес.
Труд кончен, наступает час,
по водам Стикса мчится в ночь,
сойдет беспамятство на вас,
скорей в ладью, скорее прочь!
Сквозь мрак я вас веду в Аид,
гонец летейских вод.
(Поднимает кадуцей и описывает круг над головами павших.)
Мой жезл пространство разорвет,
подземный мир пред ним дрожит,
объемлет землю страх.
К чему рыдать о прошлых днях?
Ступайте в мир иной
по мановению жезла,
обвитого змеей!
Тропа пред вами пролегла...
По водам Стикса мчитесь в ночь.
Бог обозначил вам пути,
спешите в челн сойти
и мчитесь, мчитесь прочь!!!
Павшие вступают в ладью. Гермес вступает в ладью. Харонова ладья отплывает.
Паллада.
Игрушкой я была для Бога,
звездой, что он зажег,
лишь повелел мне Бог —
и я иду иной дорогой.
Хор богинь.
А как народу быть? Скажи!
Паллада.
Своя есть у народа сила,
в нем страсть к борьбе я воскресила,
и кровью мечены мужи.
Хор богинь.
И ты народ сейчас покинешь?
Паллада.
Народ с народом биться будет.
Дала я людям счастья блик.
Они свершат несчастья сами,
пойдя возвратными путями.
В путь, сестры, наступил наш миг!
Богини, расправив крылья, улетают. Харонова ладья проплывает в отдалении.
Примечания
Театр Станислава Августа — одно из строений парка в Лазенках, открытый амфитеатр, выстроенный по приказу Станислава Августа Понятовского; его сцена находится на искусственном острове и отделена от зрителей полосой воды..
Гимет — горная цепь в Аттике, на юго-востоке от Афин. Как и Осса, считался обиталищем богов.
Харонова ладья. — Харон — по верованиям греков — перевозчик, переправляющий души умерших через реку в подземном царстве Аида.
